Это было очень похоже на Беллу — вломиться ко мне, как раз когда я принимаю ванну.
Иногда мне кажется, что она специально выбирает именно такие моменты. Должно быть, у нее какие-то сексуальные фантазии на мой счет. Трогательно, как она меня обожает, храни ее Моргана.
Белла сидела на краю ванны, не замечая, что ее юбка мокнет в воде, и смотрела на меня взглядом, полным укоризны. Можно подумать, я виноват во всех несчастьях мира. Нет, я, конечно, Темный Лорд, но роль вселенского зла даже я на себя не принимал. Я скромный.
А может быть, ей просто не нравилась моя маска — толстый слой вязкой, глинистой субстанции с запахом огурцов. Замечательно отбеливает кожу. Не то чтобы я лучился здоровым загаром — при нашем английском лете это затруднительно. Но загвоздка в том, что по сценарию я должен быть бледен, как шампиньон, вся сознательная (и бессознательная) жизнь которого прошла в недрах теплицы в ожидании, пока его порежут, заморозят и упакуют в пакеты, чтобы развезти по супермаркетам. Мертвенная белизна кожи — моя, если можно так выразиться, профессиональная необходимость. Автор сценария считает, что это очень символично. Конь блед и прочий ассоциативный ряд. К тому же так хоррорнее смотрится на экране, а заодно юные зрители глубже проникнутся идеей о том, что зло отвратительно. Результаты опросов населения, видите ли, показали, что пока я в предыдущих сериях был красавчиком, до них это не доходило.
Лично мне все равно, как наши зрители понимают добро и зло. Но если мы не заложим в фильм незыблемые нравственные ценности, то поссоримся с Ассоциацией кинопроизводителей, а владелец, того и гляди, захочет продать студию. Те, кто снимал "Властелина колец", уже на это напоролись, хотя уж у них-то нравственный месседж был на высоте. А наш режиссер приходит в ужас при мысли, что родной Hoggiewood продадут каким-нибудь японцам. Тогда придется снимать тупые комедии для подростков, а у нас ведь концептуальное кино, ну и все такое прочее.
Поэтому приходится мокнуть в ванне с маской на физиономии. Маску посоветовал Люциус — он специалист в таких делах. Еще он что-то говорил насчет бальзама для волос, но быстренько свернул тему, сообразив, что мне этот бальзам уже без надобности...
Надо будет подать на Люциуса в суд за психологическую травму. Хотя режиссер считает, что лучше покруциатить его на экране. Это лишний раз подчеркнет мою жестокость и бесчеловечность.
Надеюсь, это не внесут в сценарий. Я уже сто лет ни на кого не накладывал круцио. У меня от этого голова болит, и вдобавок из-за накладных ногтей держать палочку чертовски неудобно.
— ...Ну, и что вы предлагаете делать?! — тем временем трагически спросила Белла.
О Мерлин побери! Я, оказывается, увлекся своими печальными мыслями и прослушал, о чем она говорила.
— Заавадить, — машинально ответил я и тут же по ее взгляду понял, что ляпнул что-то не то.
Уголки губ у Беллы опустились, словно она собиралась заплакать. Этот имидж маленькой девочки Белле очень идет. Особенно когда она начинает обиженно всхлипывать, прежде чем сквозь слезы произнести: "Crucio", направив палочку на того, кто ее расстроил. Белла очень ранимая.
— Милорд, — сказала она, запинаясь, — конечно, ваше слово — закон... Но это же все-таки моя мама...
Черт побери!
Я торопливо подгреб к себе побольше пены, чтобы ненароком не оскорбить беллино целомудрие, и начал молоть всякую чушь, чтобы ее успокоить. В смысле, Беллу, а не пену.
— Извини, это так, по привычке... Вырвалось... Сама понимаешь, трудное детство, повышенная агрессивность, импульсивное поведение...
— Я знаю, — всхлипнула она. — Я читала комментарий психолога к вашей роли. Милорд, мне всегда было вас так жалко... Мне кажется, чистая, преданная любовь вас бы спасла...
— Нет-нет! — торопливо сказал я, придерживая ее, чтобы не кинулась спасать меня прямо в ванной. — Мне уже ничто не поможет. Я... э-э... безнадежен. Вот разве что на Кингс-Кроссе, где я буду играть младенца... Я имею в виду — что может быть чище и преданнее материнской любви? Это высокое, святое чувство... И ты на него способна, как никто другой! Я в это твердо верю!
— Правда? — спросила она и попыталась улыбнуться сквозь слезы. — Вы правда так думаете?
— Конечно! — с жаром заверил я. Ну, настолько с жаром, насколько позволяла дурацкая маска, которая уже высохла и стала тверже гипса.
— Я все для вас сделаю, — сказала Белла. — Я буду заботиться о вас день и ночь.
— Спасибо, — прошамкал я, с трудом двигая загипсованными губами.
Могу себе представить эту заботу... "А ну, быстро ешь овсянку, маленький паршивец!".
Белла очень впечатлительная и легко выходит из равновесия. Такие женщины не годятся для материнства. Надо будет подкинуть эту мысль сценаристке, иначе те серии, которые мы будем снимать на Кингс-Кроссе, превратятся для меня в ад.
— Так что там насчет твоей мамы? — перевел я разговор на другое.
Белла вытащила из кармана какой-то пузырек.
— Вы позволите, я накрашу вам ногти? А то они так часто ломаются... Мама приедет завтра. Она хочет посмотреть на съемки. Она уверена, что у нас тут сплошные оргии, и очень беспокоится за меня.
— Что?! Она приедет... сюда?!
Я был так ошеломлен, что безропотно позволил Белле взять мою руку.
— А ты можешь ей написать, что посторонние не допускаются в павильон?
— Я уже писала, — вздохнула Белла. — Но вы же знаете маму. Она всего добьется, если захочет. Она уже встречалась с владельцем студии и очаровала его, так что он подписал ей личное разрешение. Мама говорит, он настоящий джентльмен. Мне это совсем не нравится. Я знаю, чем заканчиваются подобные вещи. Конечно, мама была так потрясена смертью бедного папы, что ей нужно как-то отвлекаться... Но выходить замуж в седьмой раз, в ее возрасте — это уж слишком, вам не кажется?
— Не знаю, — честно ответил я. — Никогда не был замужем.
— Вам повезло. Все мужчины — страшные эгоисты, домашние тираны, шовинисты и самодуры... Левую руку, пожалуйста.
На реплику о мужчинах, как я знал по горькому опыту, лучше не отвечать. Это любимый конек Беллы, и она может рассуждать на эту тему часами. После того, как она подписалась на бюллетень ведьм-феминисток, с ней совершенно невозможно разговаривать.
— Не переживай, — сказал я. — К приезду мамы все будет в лучшем виде. Никаких бутылок, переполненных пепельниц и постеров с голыми девицами в гримерной. Я лично прослежу.
— Вы так добры, милорд!
— Я знаю. А того, кто посмеет выражаться не так, как подобает в присутствии леди, я лично зааважу прямо на съемочной площадке.
— У нас в следующем эпизоде нет авады.
— Ничего, это можно будет смонтировать в седьмую серию...
Я машинально перевел взгляд на свои руки и едва сдержался, чтобы не выразиться в присутствии леди как раз так, как не следует выражаться. Потому что мои трехдюймовые ногти теперь сверкали таким кроваво-красным оттенком, что позавидовала бы любая модель из "Ведьмополитена".
— Что это? — прошептал я.
— Оттенок "Карибский закат", — гордо сказала Белла. — Нарцисса подарила. Это волшебный лак, он будет держаться целый месяц. Правда, красиво?
— Да, — обреченно сказал я. — Да, очень.

***
Как показал следующий день, новость о приезде дорогой Друэллы, моей бывшей однокашницы и единственного-человека-во-всей-Англии-которого-боится-сам-Темный-Лорд, не была единственной плохой новостью. Не успел я появиться на площадке, как меня обрадовали известием, что седьмую серию будем снимать в двух частях.
— Что, Джоанну обуяло вдохновение, и она написала еще пятьсот страниц сценария?
— Нет. Будем растягивать тот, что есть. Одна только битва в Хогвартсе, говорят, займет час экранного времени, — пояснил Люциус.
— Что там снимать? — спросил Крэбб. — Раз — и все!
Люциус бросил на него взгляд, исполненный ледяного презрения.
— "Раз — и все" не принесет нам кассовых сборов. За свои деньги зритель должен получить целую кучу впечатлений. Кстати, милорд, — обернулся он ко мне, — там будет семьдесят жертв.
— Что?! Где мы, интересно, наберем столько массовки?!
— Режиссер говорит, все под контролем.
— Знаю я эти байки... Всякий раз, как приходит новый режиссер, у него сразу все под контролем. Если они такие умные, что ж их увольняют после каждой серии?! Люци, а она не сказала, зачем семьдесят жертв?
— Чтобы зрители рыдали и пережили катарсис.
— Для этого у нас уже умирает Снейп. По-моему, катарсис дальше некуда...
— Жду не дождусь, — мрачно сказал Снейп, насыпая кофе в кофейник. — У меня этот фильм сидит в печенках.
— Могло быть и хуже, — утешил я его. — Помнишь, сначала вообще хотели ставить мюзикл?
Снейп прожег меня взглядом насквозь, потом развернулся, взмахнув полами мантии, и ушел варить кофе.
Меня всегда интересовало, как ему удается так зрелищно развевать мантию... или развивать?.. ну, в общем, что-то такое. Я сколько тренировался перед зеркалом — ничего и близко похожего не получалось.
В сегодняшнем эпизоде Снейп не участвовал. Мы снимали битву в Министерстве, а он по сценарию должен был предупредить Орден и потом сидеть тише воды, ниже травы. Но Снейп никогда не упускает случая явиться на площадку, чтобы наблюдать и отпускать ехидные комментарии. Кофе он, правда, варит ничего себе — если не увлекается и не начинает ставить эксперименты.
Белла уже загримировалась и ходила с копной на голове, которую наш парикмахер считает очень концептуальной и отражающей "внутреннюю логику образа". Якобы это символ безумия или чего-то в таком роде. Я бы скорее сказал, что это символ взрыва на макаронной фабрике.
Тем временем Люциус, встав перед огромным зеркалом во всю стену, повторял шепотом: "Я знаю, Поттер... Я знаю...". Лицо у него было очень сочувственное.
— Что ты знаешь? — спросил я.
— Понятия не имею. Это сценарная реплика.
— Ага. Я как раз хотел тебе сказать, что ты ничего не знаешь. И вы все, — я возвысил голос, — еще ничего не знаете. Но сейчас я вам расскажу. Соратники, я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие...
Все посмотрели на меня.
— У нас новый сценарист? — осторожно спросил Рудольф.
Видно было, что эта мысль его пугает. Я бы на месте Рудольфа тоже нервничал. Уж не знаю, как он умудрился договориться с Джоанной, чтобы появиться в седьмой серии только в одном эпизоде, и то на две минуты. С тех пор он страшно боится смены сценариста, потому что тогда его могут заставить сниматься в нашей гениальной постановке, а ему не хочется. Рудольф вечно ленится и витает в облаках. Наверное, ему мерещится, что набитый золотом сейф Лестрейнджей есть у него не только в кино. Белла вынуждена работать за двоих и сниматься в нескольких фильмах одновременно, чтобы прокормить мужа-бездельника. Я понимаю, почему она стала феминисткой.
— Хуже, — сказал я и увидел, как Долохов удовлетворенно кивает. День без мрачного пророчества, с долоховской точки зрения, прожит зря. — Все так плохо, что вам и не снилось. К нам едет...
— Налоговый инспектор? — спросил Люциус и побледнел.
— Нет, — я улыбнулся ему сладкой улыбкой садиста. — Еще хуже, Люци. К нам едет твоя теща.

***
Полчаса спустя в студии все еще царила паника. Рудольф, вспомнивший, что теща Люциуса — по совместительству и его теща тоже, поспешно приклеивал себе фальшивую бороду и попутно убеждал гримершу, что это соответствует образу. Якобы после Азкабана он за полгода так и не успел побриться. Наверное, он надеялся, что с бородой теща его не узнает. Я бы на его месте не был таким оптимистом.
Остальные носились по павильону, убирая пустые бутылки и пряча все, что могло быть неверно истолковано. Друэлла должна была приехать только после полудня, так что у нас было время подготовиться, но все предпочитали не затягивать. Конечно, еще оставался шанс отснять битву и смыться до появления мадам Блэк. Но этот шанс таял с каждой минутой, потому что наша звезда, наш Избранный, наш Золотой Мальчик — кто бы сомневался! — опаздывал на съемку.
Снейп, попивая кофе, меланхолично сказал, что давно пора ввести телесные наказания для тех, кто не является вовремя. Заодно у нас был бы лишний эпизод для Филча.
— Не могу, — печально ответил режиссер. — Я бы и рад, но профсоюз затаскает нас по судам.
Люциус, стоя все перед тем же зеркалом, теперь репетировал приветливую улыбку при виде тещи. Получалась скорее гримаса. На другом конце павильона Белла кричала так, что ее, наверное, было слышно за сто миль вокруг. Оказывается, костюмер хотел, чтобы она надела платье с вырезами, где только можно. А ведь ей предстоит сбрасывать Блэка за арку! Если мама вдруг приедет раньше, чем ожидалось, и увидит, как Белла убивает постороннего мужчину в таком неприличном платье, будет страшный скандал! Ну и что, что он ее кузен?! Это дела не меняет!
Белла требовала, чтобы ей выдали монашескую рясу, а еще лучше — паранджу. Костюмер огрызался и отвечал, что платье будет только такое, какое утвердил художественный совет, а иначе пусть Белла снимается в нижнем белье или вообще без ничего. Ему (костюмеру, а не белью) уже наплевать, потому что мы измотали ему все нервы, и пусть его лучше сразу заавадят, иначе он все равно завтра уволится.
— Нельзя, — сочувственно сказал я ему. — У нас нет лишней авады в этом эпизоде. Разве что поменяешься местами с Блэком.
Но стоило мне увидеть собственный костюм, как все сочувствие мигом испарилось. Потому что это... эта вещь... я даже не знаю, как ее назвать. Больше всего она напоминала пеньюар Беллы. Я бы не удивился, если бы это так и было.
Костюмер заявил, что это та самая мантия, в которой я возрождался в предыдущей серии, и почему-то тогда все устраивало.
— Тогда, ангел мой, — сказал я ему, — у меня не было другого выхода. Что Мерлин послал, в том и возрождался. Не мог же я вылезти из котла в костюме Адама. У нас детский фильм.
— Ничего другого все равно нет, — огрызнулся он. — Все плащи и маски израсходованы на ваших верных соратников, которые их постоянно рвут и пачкают. В таком виде возвращают реквизит, что можно подумать, мы снимаем "Апокалипсис сегодня". У меня и так голова постоянно болит, во что вас одевать. Я не знаю, что делать.
— Зато я знаю, — возразил я. — Двухсекундное круцио — лучшее средство от головной боли. Хочешь? Я сегодня в настроении помогать людям.
Костюмер ответил, что ему уже все равно. Круцио так круцио. Но в его бумагах сказано, что я должен надеть эту хламиду, и от круцио ничего не изменится. А мой чудный костюмчик модели "Наследство от дедушки", который я надевал для прогулки по платформе 9 и 3/4, сейчас в химчистке. И все потому, что не надо было после съемок идти в "Макдональдс" и заляпывать пиджак соусом.
— Милорд, — сказал он, — ну будьте же хоть вы человеком. Я вас умоляю. Хотите, я вступлю в ваши ряды?
— Не хочу, — сказал я. — У меня уже и так столько народу в этих самых рядах, что я не знаю, куда их девать.
Но шутка про "будьте человеком" ему определенно удалась. Настроение у меня улучшилось, и я решил немного побыть милосердным и терпеливым.
— Ладно, давай уже этот твой балахон.
Потом я подошел к зеркалу и посмотрел на себя. Да-а, видок еще тот... Пеньюар, и вдобавок кроваво-красные ногти. Ну, ничего. Если к седьмой серии Джоанна сбрендит окончательно и решит сделать из меня трансвестита, я, по крайней мере, успею порепетировать.
— Можно, — спросил я, — я хотя бы наколдую себе штаны? Мне же в этом облачении разгуливать по Министерству. А ну как полы распахнутся? Будет совсем нехорошо. У нас детский фильм, а не репортаж из жизни эксгибиционистов.
— Можно, — обреченно ответил костюмер.
Долохов посмотрел на меня неодобрительно. Наверное, ему не нравился мой новый имидж.
— Тони, — спросил я, — ты слыхал такое слово — "самопожертвование"?
Он отвернулся и пробурчал что-то вроде: "Тоже мне, Сонечка Мармеладова нашлась". Представления не имею, о чем это он. Впрочем, у всех русских загадочная душа, и простому англичанину их не понять.
Пришел Дамблдор и принес свои всегдашние лимонные дольки. На такой гонорар, как у него, мог бы хоть раз купить шоколадку. Как полагается положительному персонажу, он стал угощать всех желающих, но аппетита ни у кого не было. Дольку взял только Петтигрю, который заранее превратился в крысу, чтобы в случае чего спрятаться под шкафом. Лапки, которыми он держал дольку, заметно дрожали.
Я сообщил Дамблдору, что нас сегодня навестит мадам Блэк. Услышав это, он с неприличной для его возраста поспешностью превратился в феникса и улетел. С тех пор, как Друэлла в интервью "Ведьмополитену" сказала, что ей нравятся "зрелые мужчины с жизненным опытом", Дамблдор стал ее избегать. Еще он принялся распространять слухи, будто он гей. Но если Друэлла действительно решит выйти за него замуж, ему это не поможет.

***
Время шло, и обстановка в павильоне накалялась. Поттер со товарищи наконец прибыл, но сниматься пока не мог. Как выяснилось, из-за того, что они летели в Лондон на тестралах, Поттеру теперь было сложновато передвигаться.
Ну, конечно, только гриффиндорец мог сесть на костлявую псевдо-лошадь без седла и думать, что все будет пучком. Снейп сказал, что лично он ничего другого и не ждал. А я бы на месте Поттера так не рисковал нежными частями своего тела. Ему ведь еще трех детей зачинать, если режиссер не врет.
В результате нам пришлось сидеть и ждать, пока студийный колдомедик если не приведет Поттера в норму, то хотя бы подлечит его настолько, чтобы он мог стоять не в раскоряку. Еще там был один из Уизли, а также юный Лонгботтом — те чувствовали себя не лучше. Малсибер сходил на разведку и сказал, что Поттер стонет и предлагает изменить сценарий — мол, пусть его с Роном и Невиллом в самом начале эпизода ранят, и они будут геройски, из последних сил, передвигаться по Министерству ползком.
Белла тут же возмутилась и спросила, а кто будет драться с нами? Лавгуд и Грейнджер? Конечно, эти мужские шовинисты так и норовят все свалить на хрупкие женские плечи, чтобы самим лежать и бездельничать!
Все, как обычно, смолчали. Один только Макнейр имел глупость возразить, и Белла тут же напустилась на него, потому что у него, видите ли, на груди татуировка. Там полуобнаженная девица, и смотрится она очень ничего. Но, конечно, это не то зрелище, которое стоит демонстрировать беллиной матери, когда она явится нас инспектировать. Макнейр пытался отговориться тем, что татуировка у него под рубашкой, и мадам Блэк ничего не увидит. Но Белла отрезала, что ее мама все разглядит и сквозь одежду, потому что у нее взгляд почище волшебного глаза Хмури.
Так что Макнейр был вынужден снять рубашку и продемонстрировать всем свою татуировку. Девица стала нам подмигивать и делать какие-то странные телодвижения, а Белла сказала, что такие, как Макнейр, хотели бы превратить всех женщин в сексуальных рабынь. И что он должен немедленно трансфигурировать татуировку во что угодно, хоть в бронежилет.
— А у меня еще кое-где есть татуировка, — искушающе сказал Макнейр.
Белла покраснела и ответила, что туда мама не станет смотреть, она не так воспитана. Потом бросила взгляд на мужа и сказала громко:
— А у некоторых и татуировку сделать на на чем! Разве что такую, которую придется искать под микроскопом!
Рудольф сделал вид, что к нему это не относится, и раскрыл "Ежедневный пророк". Все вокруг тоже читали прессу, причем исключительно приличную — никаких Playwizard и прочей дребедени. Больше заняться было нечем, даже в карты не поиграешь. Люциус включил радио и нашел волну, по которой передавали классику. От этого всем стало так тоскливо, что я почувствовал необходимость разрядить обстановку и взбодрить своих верных соратников. Иначе в боевом эпизоде они будут ползать по Министерству, как сонные мухи.
— Люциус, — сказал я.
Люциус отвернулся от зеркала и посмотрел на меня, но ничего не сказал, потому что не мог — у него от улыбки свело лицевые мышцы.
— Я буду считать твое молчание согласием, — сказал я и переколдовал свои ботинки в туфли на каблуках. — Пошли станцуем, что ли? Как раз передают танго.
Люциус все еще улыбался, но глаза у него стали размером с крышку от котла. Снейп приподнял было бровь, но тут же спохватился, потому что я нежно сказал: "Северус, одна язвительная реплика, и ты станешь моим следующим партнером".
Потом я сделал книксен и вцепился в Люциуса, которому ничего не оставалось, как повести меня в страстном аргентинском танго. Белла захлопала в ладоши и сказала, что я потрясающе двигаюсь и что "наш Лорд талантлив во всем". Рудольф спрятался окончательно за газетой, а жаль... Дамблдор просунул голову в дверь, посмотрел на меня сквозь очки и сказал: "Том, ты всегда был склонен к театральщине". Я улыбнулся ему и пожалел, что у меня нет алой розы в зубах. Обожаю шокировать Дамблдора.
Малфой постепенно вошел во вкус, и мы с ним танцевали все более страстно. Вдобавок я наконец научился держаться на каблуках, не повисая на Люциусе, как обезьяна на лиане. Все вокруг аплодировали. Тем временем пришел Поттер и, морщась, сказал, что он уже практически готов сниматься и что все под контролем. Тут он заметил нас с Малфоем и сначала тупо пялился, а потом стал ржать и кричать: "Вау!". Просто поразительно, до чего вульгарна современная молодежь...
Поттер сказал, что было бы круто вставить такое в сценарий, и он бы с радостью со мной станцевал, а то все битвы да битвы, зрителям уже надоело. И что это было бы, "как у старика Фрейда". На что Макнейр сказал, что в возрасте Гарри он и фамилий таких не слышал, а если бы слышал и повторил вслух, то его бы отправили мыть рот с мылом. Все остальные хором закричали: "У-нас-детский-фильм!", и Поттер устыдился и замолчал.
Люциус тем временем впал в азарт и так меня наклонил, что я чуть не распластался по полу. Вдобавок чертовы каблуки разъехались, и я едва успел порадоваться, что надел брюки, как вдруг стало очень тихо. Мне было неудобно поворачивать голову, потому что я висел над полом в объятиях Люциуса, но я все-таки сумел.
И увидел Друэллу Блэк, изумленно стоящую в дверях. Она переводила взгляд с Беллы, тыкающей пальцем в татуировку Макнейра, на нас с Люциусом, слившихся в страстном танце, и молчала.
— Мама, — слабым голосом сказала Белла, — а мы вас так рано не ждали...
— Я прибыла утренним портключом, — таким же слабым голосом ответила Друэлла.
— Как вы думаете, — шепнул Люциус, продолжая улыбаться, — она поверит, что я был под империо?
Я отрицательно покачал головой, немного подумал и понял, что надо спасать положение. Высвободился из объятий Люциуса, грациозно сполз на пол, тут же не менее грациозно поднялся на ноги... Какой там критик писал в рецензии, что у меня "пластика безумной пантеры"? Насчет "безумной" он, по крайней мере, не ошибся... Потом я подошел к мадам Блэк, протянул ей руку с кроваво-красными ногтями и сказал:
— Друэлла, дорогая, мы так рады тебя видеть. Мы тут как раз репетировали танец... э-э... к твоему приезду.
Люциус вышел из транса и торопливо закивал.
— А-а, — сказала Друэлла с сомнением.
Я посмотрел на Поттера и сделал страшные глаза. Тот все понял — нет, я все-таки иногда горжусь нашим Избранным! — сглотнул и выкрикнул писклявым от волнения голосом:
— Режиссер сказал, пора на съемочную площадку!
Все тут же кинулись к выходу с такой скоростью, что в дверях возникло столпотворение. Я поцеловал Друэлле руку и сказал:
— Прости, дорогая, работа не ждет... А тебя пока развлечет Альбус. Он все равно задействован только в следующем эпизоде.
Строго говоря, я тоже был задействован только в следующем эпизоде. Но об этом я благоразумно умолчал.
Конечно, Дамблдор не простит, что я его так подставил. Но я же воплощение зла, разве нет?
Уже на выходе из павильона я увидел Беллу. В ее глазах стояли слезы благодарности.
"Я вас люблю" — сказала она одними губами.
"Я тебя тоже", — ответил я ей взглядом.
Нет, все-таки в старой доброй романтике что-то есть... И танцы — тоже ничего.
В следующий раз, так и быть, снимусь в мюзикле. Для Беллы нужно будет найти роль — ей будет приятно. И для Снейпа — чтоб знал, как изгибать бровь и язвить.
А заодно я, может, все-таки научусь взмахивать мантией, как он.